Филологи сегодня бухали, потому что Мартин Иден
спойлерутопился, лол. Мы пили просто отвратительное красное вино, хуже я в жизни не пробовала, какое-то пойло, разбодяженное спиртом. Зато потом отлично повеселились. И погулять сходили, и на карусельке во дворе прокатились, и с горки покатались, но горки пиздец короткие. А сейчас я попытаюсь почитать "Историю глаза" Батая — наткнулась сегдня на отзывы (по отзывам - мерзкая гадость типа де Сада и Мамлеева, за которой прячется глубокий смысл), и стало интересно.
отзывы
"Тотальная трансгрессия реальности того времени вместо эротизма. Потмодернистская мифологизация мифа и символизация символа. Ментальная мастурбация без цели и финала. Попытка залить спермой Путь Левой Руки.
Эдакий де Сад своего времени: красивые задницы, которые хочется трахнуть только кочергой.
Мутные тошнотворные реминисценции прилагаются"
"Жорж Батай - «История Глаза»«Ты хочешь, чтобы вся вселенная была добродетельной, и не чувствуешь, что всё бы моментально погибло, если бы на земле существовала одна добродетель».
Маркиз де Сад
Продираясь сквозь мутные аллегории и сумрачные трактовки, удалось осилить - ценою титанического труда - дюжину страниц из философского трактата Жоржа Батая под названием «Из Внутреннего опыта». Неудивительно, что читалось с трудом. Не изучая в полной мере историю философских учений, основные категории бытия и опыта, - в общем, не будучи убелённым сединами завкафом философского факультета - негоже подходить к чтению подобных научных (повторяю, научных) трудов. «История Глаза» того же Батая несколько проще, как например и «Посторонний» Альбера Камю проще «Мифа о Сизифе» - это суть романы, основанные на художественной выделке взглядов и идей конкретных сильных умом индивидов. В силу того, что идеи их достаточно сложны для восприятия среднестатистическим читателем, а также в целях придания макету эстетической целостности и эмоциональной насыщенности, авторы декларируют свои взгляды упрощённо, в форме своеобразного художественного эскиза. И в то время как «Посторонний» - это декларация некоего экзистенциального опыта, подведение к определённой морали через демонстрацию отсутствия какой бы то ни было морали, то «История Глаза» в некоторой степени является интертекстуальной и стилистической - да простит меня мсье Батай - калькой (хотя «калька», очевидно, всё-таки довольно грубое определение для постмодернистских опытов Lord'а Auch'а) с пошлых до притягательности вещей мсье де Сада.
«Иным мир кажется благонравным: он кажется благонравным людям благонравным, ибо у них кастрированы глаза. Поэтому они боятся бесстыдства. Они не испытывают никакой тревоги, когда слышится крик петуха или открывается звездное небо».
Батай, оперируя всеми доступными средствами, пытается разгадать главную загадку: заглянуть за занавес, разглядеть мир таковым, каким тот существует на деле. Но мысли автора неизбежно упираются в пустоту, в тот самый Млечный путь, превращённый глазами в «странную просеку из астральной спермы и небесной урины»; в «черепной свод созвездий». За этими странными «человеческими» образами проглядывает подлинная Бесконечность - или её тень, единственно доступная нашему скудному уму - и эта Бесконечность несказанно пугает читателя/автора/героя.
Порицание морали также имеет место в «Истории Глаза» - как и в произведениях Маркиза. Получается своего рода дуаль: «безграничная аморальность» - это со стороны человека (внутренняя свобода) - в отрицание ханжеской морали общества; «безграничное познание» (внешняя свобода) в противовес ограниченности общественных представлений о мире. А объединённая безграничность внутреннего и внешнего - в противовес «выхолощенному зрению» толпы. Впрочем, Природа, согласно Батаю, тоже слепа (как вариант - безразлична, лишена значения), и именно поэтому лёжа на земле, главный герой как в зеркальном отражении наблюдает образ «небесного черепа», сопоставленный с другим черепом - его собственным. Однако всё это, разумеется, далеко от очевидности; вкратце можно с уверенностью сказать, что концепция внешней и внутренней свободы в достаточной степени близка, опять же, творческим исканиям де Сада.
«Если раньше авангард заключался в катарсисе жестокости, то сейчас, когда мир жесток, быть авангардистом - значит заниматься искусством, очищающим и сближающим людей. Когда-то Тулуз-Лотрек, Кафка, Достоевский и Хуан Рульфо вызывали восхищение, а сейчас они просто невротики. Сейчас авангардистским стал мир, так что нужно идти еще дальше, бежать от искусства, отражающего твой невроз, и создавать очищающее искусство».
Если судить по вышеприведённому высказыванию Алехандро Ходоровского, Батай принадлежит скорее к типу людей, ищущих и находящих очищение/катарсис в идеализации насилия (равно как, вероятно, и де Сад); в постоянном метафизическом поиске. «Проклятая» литература Батая, несомненно, обладая свойствами катарсиса, помимо прочего, чётко отражает и невроз автора. И в этом «История Глаза» - бесконечно хороший роман; в этом же «История Глаза» - роман бесконечно плохой. Ну а по мнению рецензента (весьма наивного читателя, нужно сказать), «История Глаза» становится хорошим романом в аспекте собственной без- или даже анти-моральности, а плохим по части своей подражательной специфики и сюжетной беспомощности. Впрочем, «История Глаза» - это и есть Жорж Батай собственной персоной, а посему и осуждать данную книгу заведомо не имеет смысла".
Наткнулась потому, что Батай организовал тайное общество и журнал под названием "Ацефал".
А сегодня ночью... ну, то есть, вчера уже Робин Уильямс покончил с собой. Это ж, блин, печально.
А сейчас в ленте у себя читаю, что 13-го августа 2006 застрелился Йон Нёдтвейдт, который много где играл, в Dissection, главным образом, а я как раз вчера читала в книжке Нерыча, как они хорошо сдружились-скорефанились. А еще этот мужик отсидел за убийство другого мужика на почве национальной ненависти и гомофобии. Ну он ваще.